Истинно настоящее время, — или о творящей силе бытия

Действительно ли неразлучно сопряжены время и сила? ¹ Время материи, служебной стороны мироздания, Эйнштейн связал с силой гравитации. А время духа — с какой единой силой соединено? Ведь что-то приводит в движение разом мириады частностей! — ибо одни времена истории мы называем славными, о других молчим, потому что они позорны. Одно исполнение музыки приподнято восторгом, другое провально. И на всех масштабах времени так — вплоть до мгновения, до гениальной или мертвой цезуры. И в каждом времени, даже и трагичном, мы видим контрастную полифонию времен, ибо грех исправляется покаянием и привлекает благодать.

 

Важна ли эта качественная сторона времени? Не просто важна. Здесь сама суть жизни. К ней должны рваться все гуманитарные науки.

Время ведь — не только некая измерительная линейка, но и то, что ею измеряется и задает тон всему. Например, от Рождества Христова Земля совершила 2022 витка вокруг Солнца, что мы зовем годами. Это количественная сторона. Но после Рождества Христова время бытия изменилось качественно, история поменяла ход. Сознают или не сознают это цивилизации Земли, но все они — в поле действия христианского целестремительного времени.

Вне христианства никогда б не взлетели самолеты, не заработала мобильная связь, не было б самой науки, потому что не появился бы богослов Ньютон, и не открыл бы понятия силы, соизмерившей все законы материи. Еще в большей степени изменилась духовная сторона бытия. Из будущего, озаренного Солнцем откровений, полились неисчислимые чудеса. Во времена Сократа немыслима полифония Палестрины, невозможны кантаты Баха, небесные скрипки Страдивари, симфонические оркестры, фортепианные концерты Моцарта, Чайковского, Рахманинова, Прокофьева…

Христианское, ослепительно новое время, чреватое будущими неиссякаемыми откровениями, — не просто целестремительно и энергийно. Есть в нем некая неслыханная чудотворящая сердцевина: оно СИНЕРГИЙНО!

Никогда эта мысль не пришла бы в голову не-христианина. Синергия — слово апостола Павла, означает соработничество Божьей силы и человеческого усилия в устремлении к последней цели бытия. Неслыханно! И именно мерой синергии определяется характер времен. «Мы и есть времена». И так сказать — тоже мог только христианин. Мысль Августина подтверждена всем ходом истории: «Каковы мы, таковы и времена».

Зачем время вообще? Ради чего мир создан вместе со временем? И сам мир зачем? — Это вопросы к Творцу. Христос принес ответ: ради Царствия Божия. А нельзя ли как-то без времени обойтись? — чтобы акт Творения вместе был и открытием Царствия? Нет, так нельзя. Обоженного человека, бога по благодати и собеседника Творца, — сделать нельзя. Какой же бог без свободы? Просто изделие. Творец же, замыслив человека как возлюбленного собеседника, дал ему, как богу (в возможности и по благодати, царю природы) не простую, но абсолютную, свободу — свободу избирать себя и образ своего бытия. И Бог ее не попирает. Ничего подобного нет нигде. Такой свободы не имеет больше ни одно из созданий видимого мира. Животные ищут пропитание, ищут размножения, но себя в Боге не ищут. Подарив нам неприкосновенную свободу в искании высшего, Бог тем самым поделился с нами Своим всемогуществом. Благодаря сему Бог и человек — как бы на равных — могут вступить в синергийную связь любви. Она-то и обоживает человека и во времени незаметно созидает сверх-временное Царствие Божие. Вот для какой немыслимой цели задумано время — как школа возрастания (хоть в ней бывают и упертые двоечники).

Богочеловек Христос открыл эру благодати, ставшую временем неслыханной новизны. Откуда новизна? Не из прошлого она! Не из детерминистской скуки, не от сплетения причин и следствий, не из кармической обусловленности. Все осталось позади! Впереди же — ликующая перспектива Царства благодати, царства славы Божией. В греческом языке слово благодать (харис) означало триединство любви, милости и красоты. Любовь и красота не насилуют противящуюся душу. Потому существуют двоечники бытия, даже и злодеи, даже христоненавистники. Зато в душу, жаждущую света Царствия, — проливаются потоки вдохновений обильно, что и составляет синергию. Царствие, которое впереди, как общая цель Бога и человека, входя в душу, зачинает в ней дивный росток, незримо всходящий в красоте и любви. «Царствие Божие внутрь вас есть», — говорит Христос о чуде преображения Вселенной,

«Свобода есть познанная необходимость» — эта антихристианская мысль Гегеля, да и марксизма, была тщетной попыткой вернуть мир в языческие времена, несла в себе насилие, была орудием зомбирования. На самом деле никакой исторической необходимости нет и быть не может. Царствие Божие — выбор, а не необходимость. И ад не необходимость, а плохой выбор. Противящиеся Царствию наследуют ад. Эта ответственность — тоже закон синергийной эры благодати.

«Трудно тебе переть против рожна», — сказал воскресший Христос Савлу, ревностному гонителю христиан. — «Кто Ты, Господи?» — «Встань и стань на ноги твои; ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что Я открою тебе». Не пропал в мироздании пламень души Савла! Получив правильное направление, разгорелся для всей Вселенной. Савл, приняв новое, смиренное имя Павла, стал первоверховным апостолом и много потрудился ради дела Христова на земле. Мир ополчается против Христа. И что получит? — Время Апокалипсиса, подробно описанное заранее, несущее ободрение христианам.

Но вернемся к анализу времени. Светлая, лучащаяся вдохновением новизна приходит из будущего — из Царствия Божия, которое непостижимо оказывается и внутри, преображая душу и мир. Однако дьявол, озлившийся гордыней первоангел, принялся выворачивать идеи Творца наизнанку. Мог ли пройти мимо потрясшей мир притягательной новизны бытия? Влил яд гордыни и в это понятие. Разлился тогда по Земле грязный поток формальных и злых новшеств бюрократического, соблазняющего и губительного свойства. Прогресс, «движение вперед» к истине, любви, красоте Царствия, незаметно подменялся регрессом — движением вспять, прочь от истины. Разгул извращений, описанный в 18 главе Апокалипсиса, ² — прогресс или регресс? Для имеющих очи сомнений быть не может.

Обе новизны, идущие через отличников и двоечников бытия, — в каком времени приходят? — Приходят в хронологически настоящем времени, ибо только оно подвластно нашей свободе воли. От выбора источника — Царствия Божия или ада — зависит качественная его сторона. Либо оно подлинно настоящее: ликующее, духоподъемное. Либо — томительное от миазмов из Преисподней. Выбор из двух настоящих определяет будущее. Выбор добра или зла — стержень истории. Потому надо быть внимательными, особенно во времена их последнего решительного размежевания.

 

Все, что я сказал о времени и силе бытия, — видится пока как бы в тумане, а надо — на ладони очевидности. Очевидность от конкретности. Откуда ее взять?

Такая сфера есть. Она всегда была главным средством воспитания человечества и преподавалась детям. — Это музыка, изумительный прибор для изучения сущего, потому что она — его квинтэссенция…

Исходное начало музыки — тон. От τείνω «тяну». Тон — струна, натянутая меж сердцем и Небом. Отсюда и тонус. Вот это да! Вот и готовый измерительный прибор для оценки качества времени как духовного тонуса бытия. Прибор универсальный! Измеряет все! Все на свете!

Качество новизны? — пожалуйста, я только что об этом говорил.

Патриотизм? Он может быть божественной любовью к Отчизне, желанием видеть ее в радости Царствия, вдохновенно служить священному будущему, вплоть до подвига жертвы, как у Ивана Сусанина.³ Но есть и казенный патриотизм. На излете советского времени была диссертация «Воспитание патриотизма в классе баяна». Чем закончился казенный патриотизм, — известно: всемирным позором, крахом великой державы, предательством элит, бандитизмом — сколько на кладбищах могил молодых людей, жертв кровавых разборок!

Как же звучит струна бытия? Однажды дирижер школьного оркестра попросил одних только контрабасистов сыграть вступление к Неоконченной симфонии Шуберта. Мы так и грохнули от смеха: звук был — словно играли не на струнах, а на веревках. Явно на веревках наша страна играла в предательски гнусные времена перестройки.

Что же нужно для высокого праздничного тонуса жизни? Бах определил это условие: «служение славе Божией и освежение духа». Определение синергийно: от нас — служение красоте славы, от Бога — чудеснейшая свежесть бытия. А если синергии нет? Тогда, продолжает Бах, перед нами не музыка, а «шум и дьявольская болтовня». Это и есть игра на веревках, спускающая человечество в ад.⁴

 

Еще более прецизионная сфера конкретности, уже в самой музыке, — исполнительское искусство. Оно дало мне возможность проникнуть как бы на квантовый уровень бытия. Такие явления, как цезура или эмфатический акцент, развертываются в миллисекундном и секундном диапазоне времени. При этом синергийные законы секунд тождественны тем, что и на макроуровне веков и тысячелетий. Духовное время-кайрос самотождественно себе на всех уровнях бытия.

Микромасштаб исполнительского времени удобен тем, что соотносится с конкретно-чувственным восприятием времени, тем, что мы называем «сейчас и здесь». Именно на этом уровне бытия мы с первого же мгновения отличаем гениальное исполнение от посредственного, покоряемся обаянию игры, расширяющей время до вечности, — либо же удручены отсутствием волнующей тайны бытия. В силу самождественности времени его масштабные уровня резонируют друг с другом. Это так! Эмфатический акцент в исполнении даже одного звука может быть проповедью и пророчеством. Вспышка мгновенная, — а освещает разом все произведение и жизнь…

Я это показал пару дней назад, выступив на конференции с темой «Эмфатический акцент. («здесь и сейчас» в музыкальном исполнительстве)». Однозвуковые микро-проповеди и микро-пророчества — разве не чудо?!

В иных моих статьях я анализировал потрясающую красоту цезур, как приятия вероятием чаемого будущего, описывал «глиссандо» (континуальную линию) вероятия. То, что видим в миге цезуры, — видим и в масштабе всего. Мир в эту секунду времени — это возможность, это цезура между возможностью и действительностью. Что в ней: созидательное «Во имя Отца и Сына и Святого Духа»? Или разрушительное «ради корысти»? Воспроизвести в этом выступлении те музыкально-бытийственные анализы невозможно. Я просто отсылаю к моим последним статьям, которые можно найти и в интернете — на сайте «Музыка в заметках».

 

Затрону вопрос о вневременных искусствах. Как там отличать шедевры от шелухи бытия? Критерий Баха — критерий синергии — работает и здесь. Прекрасная картина — запечатленная эмфаза, явление невидимого в видимом, несказанного в сказуемом. Это то, о чем друг и наставник Глинки, святитель Игнатий Брянчанинов, писал художнику Брюллову: «Всякая красота, и видимая и невидимая, должна быть помазана Духом, без этого помазания на ней печать тления».

В живописи тоже есть синергия, но это не круги и не спирали синергии, которые музыка старательно развертывает, так что наша жажда небесного восходит «от силы в силу», а отвечающие им подхваты небесной красоты — возрастают в прогрессии «благодать возблагодать». Скрытую динамику картины я называю синергией состояния. Это первое, что определяется в картине и бытии. Станет ли кто с нежностью вглядываться в лицо изверга? А от лица святого — глаз не оторвать. Так и в чудной картине. Ее дух угадывается сразу. Если он высок, мы всматриваемся в нее и далее. Таким образом, восприятие картины — тоже процесс, только не регламентированный ритмом и метром, как в музыке.

С другой стороны, вневременной аспект есть и в музыке. Соответственно и синергия состояния. Изначальный и как бы зависший в небесах высокий регистр сердца особенно заметен в церковной, старинной музыке, в музыке барокко.

Диалогичностью и синергией состояния в разной мере пронизана интонация, интонационная атмосфера и элементарные выразительные средства всех искусств и жизни. Вертикальная шкала синергии простирается от дьявольской зажатости в себе, от металла самости в голосе до чистейших небесных красок. Проведем вертикальный одномоментный срез в любом из из искусств, в любом измерении жизни — и увидим разную меру человечности, то есть небесной божественной синергии в них. Трудно читать Кафку, у меня лично холодеет что-то внутри от геометризма Леже, а Н. А. Римский-Корсаков стремился даже и сам звук превратить в свет. Прозрачная легкость его оркестровой ткани восхищала Чайковского.

Потрясающую духовную глубину можно увидеть даже в самых беглых указаниях великих мастеров. Такое мимолетное замечание Мравинский сделал скрипкам в самом начале главной партии Пятой симфонии Чайковского. Перед тем было вступление: инфернальная, пугающая мысль о смерти. Как выковырять дьявольскую занозу подавленности из ума? Скрипки начали играть главную партию натужливо жирным, вибрирующим звуком. О нет, самостью не справиться с дьяволом. Наша самость смешна для само-самости богоненавистника. Мравинский подсказал совершенно иную интонацию: легкую, как крыло бабочки, или как нежное дыхание ветерка. Три звука псалмодии вслушивания с замиранием, словно на двоеточии, и после того — легчайшее дуновение свободы. Разом изменился тон всей симфонии! Еле заметное веяние божественной свободы сильней потуг дьявола. Лишь такой зародыш небесной надежды в силах противостать дьяволу и в конце симфонии вывести душу в ликующее: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?»

Ключ к анализу всего на свете дают наставления Серафима Саровского: «Бог есть огнь, согревающий и воспламеняющий сердца и утробы. Итак, если мы ощутим в сердцах своих хлад, который от диавола, ибо диавол хладен, то призовем Господа, и Он пришед согреет наше сердце совершенною любовью не только к Нему, но и к ближнему. И от лица теплоты изгонится хлад доброненавистника».

Зачем наша страна выкинула небесный ключ разумения из сердца? Не к ясному ли пониманию чудесного смысла бытия призвана Русская цивилизация? Ради чего была всепобедительная доброта Иванушки-Дурачка, Христа ради юродивых, чудиков Шукшина, героя «Баллады о солдате»? Для дьявола нет ничего ненавистней интонации русской цивилизации, ибо она зовет к божественному всеединству Царствия, которое зреет в истинно настоящем времени. А фальшивое настоящее усиливает притяжение ада.

Космологическое внешнее время — возможность выбора и сам выбор. «Да!» — Царствию Божию? Или «да» аду, вечному томлению без Бога? Выбора двух настоящих, соответственно и двух будущих, не избежать никому.

Время истории Христос сравнил с полем, на котором одновременно до времени жатвы произрастают пшеница Божия и плевелы. Фундаментальная неоднородность истории напоминает суперпозицию в квантовой механике, ждущую выбора. Выбор одной из двух возможностей, по слову физиков, прекращает квантовое состояние. Для истории это то, что Христос называет жатвой. В Царствии Божием не может быть уже примесей зла. Невозможное, но желаемое, доводит до совершенства Бог. Это последняя цель синергии, соработничества Бога и человека. Она утверждена как заповедь Христом: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный».

 

Все, все, о чем я говорил, есть единая сверх-наука, сверх-искусство и сверх-жизнь. Я называю эту всеохватную область фундаментальной педагогикой человечества. Она обнимает собой тысячелетия. Но начало ее — премирно. Бог ли не знал, для чего творил мир? Последняя цель мироздания измеряет, соизмеряет и сопрягает собой все: мгновения и тысячелетия, все науки, все искусства, всю практическую жизнь. — А то ведь захотели построить царство справедливости на христоненавистнической богоборческой основе. Это абсурд! СССР обязан был взорваться злобой. Но многонациональную Россию Господь хранил и хранит, возрождает из пепла, ибо на нее особые надежды в Новейшее апокалиптическое время, в котором мы живем уже больше века. Это время уныния? Или вдохновения и подвига? Что избираем сейчас? Зависит от нас.

________________________________________________

¹ _{Немного расширенное выступление на VIII Международной научно-практической конференции «Искусство, дизайн и современное образование» — 27 мая 2022 г. Москва,(РГСАИ).}

²_{«Пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы» (Откр 18:2)}

³ _{Патриотизм — проявление божественной любви, ибо человек соборен, люди спасаются не врассыпную, но предстоят пред Богом во взаимной любви, которая возрастает по ступеням от семейной до вселенской. Не прыгают сразу на последний этаж. Любовь к Отчизне миновать нельзя. Апостол Павел готов навеки быть отлученным от Христа и Его Царствия — лишь бы спаслись сродники по плоти. Моисей просит о прощении иудеев: «А если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал меня». Семилетний Петя Чайковский молится о России: «Господи, и всем русским людям давай столько же, как мне». Преизбыток любви пролился и в его музыку. После бурных оваций в Праге пишет: «И все это не мне, но голубушке России»! Торжество вселенской любви в открывшемся Царствии Божием в финале Первого фортепианного концерта — не на теме ли русского характера? Святая Русь — не кровь, а дух, источник любви вселенской. Соборность русской любви простирается на весь мир, ибо и Христос умер и воскрес ради жизни мира, дабы все люди получили возможность возрождения благодатью Царствия Божия.}

⁴ _{Платон прав: от изменений тона музыки разом меняются все важнейшие государственные и политические установления. Сходно думал Конфуций, а правительственные чиновники приступали к исполнению своих обязанностей лишь после экзамена в Палате Музыки. Пушкин писал об охватившей Францию всеобщей потребности веселиться: «государство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей». По русской пословице — «Каждому времени — свои песни».}

_{Но время неоднородно, ибо есть выбор. Не слыхали мы песенок Нерона — не существовало звукозаписи. Скорее всего, тиран имел высокий рейтинг в среде плебса. Когда ж, окруженный разъяренным народом, выпил яд, то театрально воскликнул: «Какой великий актер погибает!».}

_{Однако вот пример полифоничности всякого времени: из римских многокилометровых и многоэтажных, как в Азовстали, катакомб, из-под скрытых под землей храмов летели в Небо тихие песни будущего, — песни зарождавшегося христианства.}

_{И ныне, как и всегда, время полифонично. Ад поглощает жертв под развлекушки телевидения, но зреет в России мужественная песнь силы, которую, по обетованию Христа, не одолеют врата ада, ныне широко разверзшиеся в масштабе всей планеты. Душа России со скорбью смотрит на беснующихся в забавах, и с радостью надежды — на воспевающих песнь вечности. Не причастная песням ада, «Россия уходит на Небо», Попробуй ее удержи» (Н. Зиновьев).}